ПРИЗНАНИЕ (ИСПОВЕДЬ ЗАВИСТНИЦЫ)

Дорогая Анюта, моя милая и лучшая подруга!

Мы с тобой дружили почти двадцать пять лет – с самого детсада. Прочитав это письмо, ты моей подругой больше не останешься.

Мы с тобой были так близки, что ты наверняка думаешь, что знаешь меня как облупленную. Ничего подобного! Ты, например, и понятия не имеешь, что все эти годы я тебя ненавидела. Да, конечно, любила, – но и ненавидела одновременно.

Началось все с того самого детского сада. Мне всегда казалось, что твои игрушки интереснее, чем мои, а куклы – красивее. Когда мы с тобой уже учились в школе, я смогла понять, что меня в тебе раздражает – та легкость, с которой ты общалась со всеми, с одноклассниками и учителями, твое всегдашнее хорошее настроение, даже то, что ты всегда предпочитала думать о людях хорошо. Ты ведь не поверила, что это я в пятом классе разрисовала твой учебник по географии неприличными картинками, из-за чего эта стерва училка поставила тебе тройку в четверти – не поверила, хотя Витька-чудила клялся, что он видел это собственными глазами. А он был прав. Мне не нравилось, что ты можешь отвечать урок, даже не заглянув в учебник, в то время как другие зубрят-зубрят и все равно ничего не помнят.

А потом настало время, когда девочки расцветают, и ими начинают интересоваться мальчики. Ты расцвела раньше других, и уже в девятом классе за тобой ходил хвост поклонников. Почему за тобой, а не за мной? Ведь ты никогда не была красавицей! И почему ты никогда не замечала, что затмеваешь меня – или делала вид, что не замечала? Старалась делиться со мной теми, кто тебе не слишком нравился: “Вот Вася, познакомься, это моя лучшая подруга Геля! Кстати, почему бы вам не потанцевать – представляешь, Геля, Вася отлично танцует!” И Вася со страдальческим лицом отправлялся оттаптывать мне ноги под музыку… И до тебя не доходило, как меня это оскорбляло!

Интересно, ты всерьез считала, что мы хорошо смотримся вместе? “Мы так здорово дополняем друг друга, – любила ты повторять, – ты черненькая, а я беленькая!” Ну конечно, чернавка и натуральная блондинка… А как я завидовала тому, что ты можешь есть сколько угодно, любые сладости и пирожные, и при этом никогда не толстеешь – а мне приходилось бороться со своим весом с пятнадцати лет. Это так несправедливо!

И я по мере сил боролась с несправедливостью. Помнишь, в десятом классе тебе нравился Юра Воробьев, этот задавака? У тебя ним так ничего и не вышло, и виновата в этом я, и только я. Это я на него тебе жаловалась – якобы он надо мной постоянно издевается – и в конце концов вас окончательно рассорила, а ты так ничего и не поняла. Ты считала, что никто не имеет права оскорблять твою подругу – и как я из-за этого тобой гордилась!

Гордилась – и завидовала. В то время мне трудно было это себе объяснить, но уже тогда я чувствовала это раздвоение: с одной стороны, наша дружба для меня очень много значила, с другой – мне не нравилось, когда тебе было слишком хорошо, и я старалась делать так, чтобы тебе было не лучше, чем мне. Потом, когда мы обе выросли, скрывать от тебя эти мои действия стало труднее, и ты чуть меня не раскусила. Самым серьезным испытанием в наших отношениях стал эпизод с Витей. Одно дело – отвадить поклонника, и совсем другое – отобрать любовника. Все осложнялось тем, что Витя мне дико, смертельно нравился! И я решила действовать напрямик. Я пришла к тебе и, разревевшись, попросила у тебя разрешения с ним встретиться и признаться ему в любви. Конечно, это было просто идиотство, но ты повела себя еще глупее. По крайней мере, на первый взгляд. Ты отдала его мне! Я пошла на свидание, и у нас закрутился роман. Я думаю, Виктору льстило, что из-за него соперничают две подружки. Подумать только, я чуть не вышла за него замуж! Я раскусила, что это за человек, когда уже шила подвенечное платье. Пустобрех, повеса, к тому же любитель выпить. То есть ты мне отдала то, что тебе самой было ненужно! То же мне подруга!

Из-за истории с Витей мы с тобой не поссорились в открытую, но наступило охлаждение. Примерно в это время я случайно оказалась свидетельницей твоего разговора с матерью. Ты ждала меня в гости и не заметила, что я вошла – дверь была открыта. Ну да, я подслушала, это ведь ты у нас такая чистенькая, а не я! Антонина Петровна уговаривала тебя порвать со мной всякие отношения. “У нее вся семья такая, – говорила она. – Ее тетушка – я хорошо ее знала – увела мужа у своей лучшей подруги, да и мать немногим лучше”. Я озверела, но сдержалась и тихо вышла. Как я ее ненавидела! Но получилось так, что моя ненависть прожила недолго, как и она сама. Когда она вскоре после этого разговора погибла, попав под автомобиль, мне стало даже ее жаль. Я ей этого не желала! Но смерть Антонины Петровны, как ни страшно это произносить, сыграла мне на руку – она снова нас сблизила. Признайся, ведь никто не смог тебя так утешить в твоем горе, как я. Это на моем плече ты рыдала, это меня ты держала за руку на кладбище… Первые несколько месяцев после несчастья мы с тобой были неразлучны, и я уверена, что помогла тебе пережить это. Признаюсь, что никогда я не любила тебя более искренне, чем тогда.

А потом так получилось, что жизнь развела нас, и мы стали встречаться гораздо реже. Ты уехала к брату во Владивосток, много лет прожила там и в Москве появлялась от силы раз в год, а писать письма мы обе небольшие охотницы (это письмо – исключение). Так что наша дружба, так сказать, перешла в платоническую стадию. Я за это время успела выйти замуж, родить сына, развестись; в общем, я жила своей собственной жизнью, выйдя из твоей тени. И вот ты вернулась, и хотя тебе было уже под тридцать (как, впрочем, и мне), годы пошли тебе на пользу: ты ничуть не поправилась, в отличие от меня, и еще больше похорошела. Меня удивило, что ты не вышла замуж на Дальнем Востоке, хотя, судя по всему, поклонников у тебя было хоть отбавляй. Но ждать долго не пришлось: очень скоро ты нашла себе суженого в родном городе.

Я хорошо помню, как ты нас представила друг другу; это было в кафе на Никитской, где ты праздновала свой день рожденья. Ты не заметила, что твой жених побледнел при виде меня – он меня узнал, но притворился, что мы незнакомы. Я тоже, конечно, его узнала – и промолчала. Нет, не думай, что ситуация перевернулась, и Алексей ради тебя бросил меня, убогую, – ничуть не бывало. Мы с ним знакомы совсем не близко, но вышло так, что мне кое-что о нем известно. Я даже пыталась тебя предупредить – не говори, что не пыталась – но ты не пожелала меня слушать. Помнишь, я спрашивала тебя, уверена ли ты, что это тот человек, который тебе нужен, на что ты, смеясь, отвечала, что да, уверена. И добавила: “От разочарований никто, конечно, не гарантирован. Ты ведь наверняка то же самое думала и про Виктора, и про своего бывшего супруга – и чем все это закончилось! Что ж, будем надеяться, что я выбрала лучше, чем ты!” И когда я попробовала раскрыть тебе глаза, ты прервала меня на полуслове: “Все. Я не хочу слушать о нем гадости – с тебя станется”.

И, купаясь в своей радости, ты даже не заметила, что нанесла мне удар по самому больному месту. Я очень тяжело переживала, когда мы с мужем расстались, и до сих пор еще не оправилась от развода.

Надо отдать тебе должное – ты ведь и Алексея не захотела слушать, когда он говорил обо мне плохо. Он мне сам об этом рассказал, когда танцевал со мной, подружкой невесты, на свадьбе. Я еще очень удивилась – с чего это вдруг он меня пригласил? Оказывается, для того, чтобы договориться со мной о молчании. Даже пригрозил мне – мол, и у тебя, если поискать, грешки найдутся. Я же только злорадно улыбалась в ответ.

И так как ты меня слушать не желаешь, то я решила написать тебе это письмо – его-то ты наверняка прочтешь, хотя бы из элементарного любопытства. Что же такого криминального я знаю о твоем благоверном? Твой волшебный принц оказался не слишком благородных кровей. Если ты помнишь, Анюта, у меня есть троюродная сестра Майя. Ты ее видела как-то у меня дома – девица весьма скромной внешности и более чем недалекого ума. Так вот, эта дурочка пять лет назад родила ребенка без мужа. Ее хахаль, узнав, что она в положении, тут же дезертировал – и с концами. Сын у нее родился с врожденным дефектом центральной нервной системы,– то есть, попросту говоря, слабоумный, до сих пор не то что не говорит – головку не держит, и Майя с ним одна-одиношенька мается. Врачи говорят, что скорее всего это наследственное – отцовские гены сказываются. А папаша-то сбежавший – это не кто иной, как твой Алексей!

Ты найдешь это письмо, распаковывая свою сумку в Турции, куда вы направились сразу же после свадьбы. Что ж, желаю вам наслаждаться вашим медовым месяцем!

Твоя бывшая подруга Геля