УБИЙСТВО В БАССЕЙНЕ В НОЧЬ ПОД РОЖДЕСТВО

День не задался с самого начала, с утра. Что бы я не задумала – все шло наперекосяк. Но кульминация, конечно, произошла в девять часов вечера, когда я оказалась запертой в бассейне в мокром купальнике. Вернее, это все вещи мои оказались заперты, а служительница с ключами исчезла неизвестно куда. Я же была свободна, как ветер, и вполне могла, накинув шубку на почти голое тело, выйти босиком на улицу, в пургу. Без денег, документов и ключей от машины. Но обо всем по порядку. Я когда-то профессионально занималась плаванием, а потому, чтобы в мои сорок с хво… нет, скажем так: тридцать девять с половиной лет – сохранять форму, мне приходится все время давать себе приличные нагрузки. Так как я давно переменила профессию (вернее, уйму профессий) и сейчас журналистка на вольных хлебах, то меня кормит не перо, как подумают многие, и даже не компьютер, а ноги – вернее, колеса. Чтобы заработать себе на жизнь – на приличную жизнь – надо поспеть всюду. У меня привычка – держать в багажнике моей старенькой “фелиции” сумку с купальником, банными принадлежностями и феном; когда в моем напряженном дневном графике выпадает свободное окно, я заглядываю в ближайший бассейн и плаваю в свое удовольствие. Но в ночь под Рождество я оказалась в бассейне не в свое удовольствие, а потому, что была в бешенстве и знала единственный способ мирным способом избавиться от снедавшей меня злости – поплавать часик в ускоренном темпе. Я заехала в “Олимпик”, потому что это хороший глубокий бассейн, да еще недалеко от моего дома; после окончания института я даже тут работала. Однако выяснилось, что на марафон я в этот вечер могла не рассчитывать: когда я брала билет в кассе, то меня вежливо предупредили, что в связи с праздником они закрываются на час раньше. Собственно говоря, народа почти не было. Вместе со мной на соседних дорожках бултыхалось несколько семейных пар разного возраста, да в прыжковой ванне развлекалась шумная компания крепких коренастых мужчин, явно бывших спортсменов, по виду либо охранников, либо, наоборот, бандитов. Я их здесь не раз встречала и подозревала, что они тут пасутся постоянно – Дворец спорта “Олимпик” считался раньше вотчиной одного из главарей московской мафии, благородного Омари, и когда его, застреленного неизвестным киллером, несколько лет назад хоронили, все пространство вокруг спорткомплекса было уставлено мерседесами и джипами. Наверное, эти ребята служили под началом его наследника. Зная, что время ограничено, я истязала себя, гоняя от бортика к бортику в бешеном темпе. На дорожке я была одна, только подо мною, на глубине шести метров, ползали по дну черные аквалангисты из клуба “Акула”, как большие крабы – боком. Какой смысл залезать под воду, чтобы там сидеть неподвижно! Впрочем, нередко так называемые “дайверы”, получая международные корочки подводника, плавать нормально, на поверхности, просто не умеют. Очень скоро бассейн опустел; первыми скрылись в раздевалках парочки, уползли куда-то “акулисты”. А потом вдруг в бассейне выключили свет, на пять минут раньше срока – у меня украли мои законные пять минут, я вполне могла бы за них проплыть еще четыреста метров! Борцы стаей отправились в мужскую раздевалку, а я на ощупь пробралась в свой душ. Там меня ожидал первый сюрприз – при мерцающем свете кем-то забытой лампочки я обнаружила, что пропал мой пакет с шампунем и полотенцем! Что за чертовщина! Вспоминая Гоголя и чертыхаясь, я пошла в раздевалку, но там уже было темно, как в склепе – я не шучу, потому что окон, естественно, в этом длинном узком помещении не было. Кое-как нащупав на стене выключатель, я зажгла свет, но это мне не помогло. Свою одежду вместе с сумочкой я, раздевшись, запихнула в спешке в первый попавшийся шкафчик, кодовый замок на котором, как мне показалось, работал. Но это было не так. Я набрала шифр, однако дверца и не думала открываться; это было не удивительно, потому что большая часть шкафчиков давным-давно не запирались, а те, что захлопывались, не желали открываться. Вернуть мне мои вещи могла только служительница с универсальным ключом, но вот ее-то и не было! В раздевалке было отнюдь не жарко, к тому же в ней гуляли сквозняки, и, поеживаясь, я отправилась в коридор, где стоял холод почти арктический. Увы, и в коридоре, и в раздевалке для девочек, и в тренерской, дверь которой была распахнута настежь, было пусто. Казалось, огромный дворец спорта попросту вымер, так люди торопились встретить праздник. Моя шубка сиротливо висела в покинутом всеми гардеробе. К тому времени, когда я наконец обнаружила живую душу в земной форме старичка-вахтера, только что заступившего на дежурство, я почти уже обсохла. Он подтвердил, что дежурная по женской раздевалке ушла домой, посочувствовал мне, но ничем помочь не мог. Правда, он дал мне совет: – А вы зайдите на мужскую половину, там кто-то еще остался. Решив последовать доброму совету, я снова вернулась в бассейн и побежала к двери мужского душа, откуда слышались звуки падающей воды и бодрые голоса; вход туда был перекрыт решеткой, запертой изнутри. Меня не смутил бы вид голых мужских тел, в том отчаянном состоянии, в котором я пребывала, я готова была ворваться к целой команде нагих мужиков, но решетка оказалась сильнее меня, а докричаться до них я не смогла. Тогда я вспомнила про еще один вход на мужскую половину, через сауну. Туда надо было идти мимо лягушатника; я прекрасно ориентировалась даже в темноте, но резиновые шлепанцы я умудрилась потерять в процессе поисков, а потому ноги у меня скользили. Кое-какой мутный свет с улицы все-таки проникал через стеклянные стены, и я уже успела обогнуть бассейн для малышей, когда что-то темное в воде привлекло мое внимание. Я нагнулась, чтобы рассмотреть это получше – я и в обычное время-то плохо вижу, а тем более в темноте; мои контактные линзы остались, естественно, вместе со всеми вещами. Не знаю, как так вышло, что я потеряла равновесие и упала в воду, наверняка без черта, которого я поминала всуе, тут не обошлось. В следующий момент я уже барахталась в мелкой воде, пытаясь оттолкнуться от чего-то холодного и скользкого на ощупь. Когда через мгновение вспыхнул свет, я увидела, что это тело в черном гидрокостюме. Человек лежал лицом вниз, и акваланга на нем и в помине не было; естественно, он не мог быть живым. Когда примерно через час я беседовала с представителем власти на бровке бассейна, я все еще была в купальнике, который успел снова высохнуть, только накинула поверх него шубейку. Следователь в штатском был молод, белобрыс и симпатичен, и я пожалела, что на мне был кондовый спортивный купальник, который придает моей фигуре квадратистость, но зато не боится хлорки. У меня есть в запасе изящный итальянский купальник, в котором нестыдно показаться в обществе – его я обычно надеваю, когда приходится плавать в приятной компании. Правда, нельзя сказать, что компания на этот раз была чересчур приятной – особенно это касалось утопленника, – и поэтому я страшно обрадовалась, когда меня наконец отпустили. Когда я в конце концов добралась домой, была уже настоящая рождественская ночь, но настроение у меня было отнюдь не праздничное. Впрочем, следователь тоже не считался с праздником – как он сказал, для него было делом чести раскрыть преступление по горячим следам, а потому он появился у меня на следующий же день к вечеру. – Татьяна Николаевна, я не понимаю, почему вы сразу не сказали мне правду, вы ведь знаете потерпевшего! – заявил он с места в карьер и положил передо мной на стол фотографию вчерашнего покойника – то есть того человека, каким он был, пока еще не стал трупом. Я внимательно вгляделась в мелкие невыразительные черты его лица; они мне ничего не сказали, ничего не шевельнулось у меня в висках (говорят, височные доли мозга отвечают за зрительную память – или я что-то перепутала?) – Нет, я не знаю его, и я никогда не лгу – по крайней мере, без повода, – постаралась я ответить как можно спокойнее и швырнула фотографию обратно на стол. – Может, повод у вас как раз был. Постарайтесь все-таки вспомнить. Его опознали – это Фарид Юдашев, который числился дворником, но на самом деле был мальчиком на побегушках у директора спорткомплекса. В легких у него обнаружили воду, следовательно, он попал в воду еще живым. Патологоанатомы говорят, что в крови у него было какое-то психотропное вещество, которое они пока не могут определить. Приятели потерпевшего, Галямзинов и Юркин, утверждают, что вы были знакомы – по крайней мере, шапочно. Я пожала плечами: – В первый раз вижу эту физиономию. – Не в первый. Вспомните, Татьяна Николаевна, примерно месяц назад вы уезжали из бассейна, но вашу машину запер джип, поставленный в притирку. Вы долго сигналили, а когда наконец хозяева явились, вы с ними поругались и изо всех сил распахнули дверцу своей шкоды, так что ручкой повредили краску на джипе, и тут же уехали… – Постойте, вы хотите сказать, что этот самый Фарид был одним из тех наглых юнцов? Наверное, в моем голосе сквозило неподдельное удивление, потому что на его симпатичной физиономии оно тоже отразилось – видно, он поверил в мою искренность. Я хорошо запомнила этот эпизод: не выношу, когда мне хамят. Тогда я минут пятнадцать нажимала на бибикалку, пытаясь вызвать владельца нахального джипа, а когда явились эти двое, неторопливо, в развалочку, и заявили мне, что они ждут хозяина и когда тот соизволит выйти, они уедут, то мое терпение окончательно лопнуло. В конце концов, моя машина более чем заслуженная, мне ее не жалко; мне уступил ее приятель за бесценок, когда я только получила права – поезди, мол, на развалине, все равно разобьешь, а потом уже купишь себе что-нибудь поприличнее. Я тогда так хлопнула своей дверцей, что не только поцарапала изысканный сиреневый металлик, но и, по-моему, оставила вмятину на крыле джипа. Недокачанные качки – уж больно они были мелкие – просто обалдели: не ожидали отпора, да еще от бабы – и я, воспользовавшись их замешательством, протиснулась внутрь и благополучно уехала. Но вот их физиономии совершенно не отпечатались в моей памяти… Я об этом сказала следователю, и теперь уже был его черед пожимать плечами. – Но это еще не все, – продолжал он рассказывать мне о моих отношениях с покойником. – В середине декабря – а точнее, четырнадцатого числа (тут он заглянул в свои записи) вы плавали в бассейне вечером перед закрытием. По свидетельству тех же Юркина и Галямзинова, Юдашев подплыл к вам снизу с целью… – тут молодой человек слегка замялся и даже – о чудо! – покраснел. – С целью сексуального домогательства… – Проще говоря, он схватил меня за грудь, а я его притопила, – пришла я ему на помощь. – Терпеть не могу, когда меня лапают! Значит, это был Юдашев? Только он был тогда без гидрокостюма… – Теперь вы вспомнили? По-видимому, Юдашева и его приятелей задело за живое то, как вы обошлись с их джипом – он, кстати, вовсе не их, – и они решили с вами посчитаться по-своему. Кстати, вы очень рисковали. Но у них ничего не вышло – Юдашев едва не утонул, и его пришлось откачивать. – Чушь! Ничего подобного – я видела, как он вышел из воды… – То есть его вытащили… – Своими ногами шел, ему только слегка помогали. Я проверяла – незачем мне было брать на душу смертоубийство. Хотя этот Фарид был почти самоубийцей – я все-таки мастер спорта по подводному плаванию, и пристать ко мне в воде мог только сумасшедший! – Так теперь вы его узнали, Татьяна Николаевна? – Понимаете, я не видела, кто ко мне подплыл – просто не рассмотрела. Я и так плохо вижу, а в воде я без линз, к тому же мои плавательные очки запотевают… Но если вы говорите, что это был ваш утопленник, то наверняка так оно и есть. – А раньше вы ведь на зрение не жаловались, Татьяна Николаевна, я это хорошо помню! – Теперь вы хотите сказать, что я и вас знала раньше? – уставилась я на него в неподдельном изумлении. – Не волнуйтесь, вы меня и не могли узнать. Я – Боря Коровин, которого вы когда-то выгнали из группы для начинающих. Но, слава Богу, плавать вы меня все-таки научили. Этот молоденький блондин – тот самый Боря Коровин, хулиганистый второклашка, который мне попортил много нервов и благодаря которому я поставила крест на своей педагогической карьере! Господи, какая же я старая! Боря Коровин и его приятель, такой же озорник, кувыркаясь в воде, выплыли на соседнюю дорожку и чуть не утопили старушку из группы здоровья. Старушку откачали и успокоили, мальчишек я со скандалом выгнала из бассейна, начальница, стервозная пожилая спортсменка по прозвищу “бабушка” устроила мне бурную сцену – мы обе вопили, как базарные торговки. На этом кончилась моя деятельность на поприще детского тренера. Как давно это было… – Вы тогда, насколько я помню, не носили очков, – продолжал подросший Борис Леонидович Коровин, от которого теперь во многом зависела моя судьба. – А вообще-то вы мало переменились, чего не скажешь обо мне. Я вас сразу узнал. А теперь скажите, пожалуйста, Татьяна Николаевна, что вы делали одна в бассейне в то время, когда большинство людей садятся за праздничный стол? Наверное, я решилась бы признаться как на духу, почему я в столь неподходящее время оказалась в неподходящем месте, другому следователю, но рассказать об этом моему бывшему ученику? Дудки! – Пусть это останется моей маленькой тайной, – улыбнулась я почти кокетливо. – Ведь вы же меня не подозреваете в убийстве? Разве я способна на это? И вдруг, глядя в его глаза, в детстве голубые, а теперь серо-стальные, я поняла, что именно – подозревает. И считает способной. Что он знает обо мне? В детстве он был свидетелем тому, как я скандалила с “бабушкой”, которая видела смысл своей жизни в том, чтобы унижать своих подчиненных; он имел великолепную возможность не только наблюдать со стороны за моим взрывчатым темпераментом, но и прочувствовать его на своей собственной шкуре. Может быть, у меня и дурной характер, но кто же виноват, что мне все время приходится иметь дело с конфликтными людьми? Да, я могла понять Бориса. Есть свидетели моих неприязненных отношений с убитым, о которых я и не подозревала. А что если Фарид потребовал от меня компенсации за джип и назначил мне встречу в бассейне, а я решила дело по-своему? Тем более, что однажды я его чуть не утопила… Когда следователь ушел, более чем неубедительно согласившись со мной, что, скорее всего, это мафиозные разборки, я чуть ли не впала в панику. Дело в том, что мне крупно не повезло: примерно без четверти девять из лягушатника ушли двое подростков, и ничего подозрительного они там не заметили, а сауна в тот день не работала, так что после того, как дежурная заперла за мужчинами вход в душ, убийца мог проникнуть в помещение только через женскую половину. Думай, Татьяна, думай, приказала я себе. В конце концов, твоя любимая присказка – “Дело спасения утопающих – дело рук самих утопающих”. Кажется, сейчас ко мне это более чем относится… Но к тому времени, как меня пригласили на следственный эксперимент, я все еще ничего не надумала, хотя почти сломала себе голову. Борис действительно очень торопился поймать преступника, и встреча в бассейне была назначена через три дня. Что ж, я могла его понять – он делал карьеру. По счастью, мне разрешили оставаться в одежде. Впрочем, если бы меня снова заставили дефилировать в мокром купальнике, я бы озверела и действительно кого-нибудь убила. Посетителей на полчаса выгнали, и на скамейке перед большой ванной собрались все, кто имел хоть какое-то отношение к тому печальному происшествию: Юркин и Гилятдинов, такие же непримечательные, как и их погибший товарищ; полная команда борцов; один из “лягушачьих” подростков с полными любопытства глазами, лопающийся от сознания своей важности; пожилая дама с седыми волосами – служительница с мужской половины, моя спасительница, вернувшая мне мои вещи; и, наконец, Наташа, невзрачная девица со связанными на затылке в хвостик осветленными жидкими волосами, дежурившая в тот роковой вечер в женской раздевалке и рано дезертировавшая со своего поста. Я тогда ее видела только мельком… Стоп! Это была не та девушка! – Это не та девушка! – завопила я, вскочив. – Это я дежурила в сочельник, – проговорила Наташа неуверенно, не глядя на меня; ее больше всего ее выдавали руки – ее пальцы нервно, очень нервно играли со связкой ключей. Та тоже, насколько я помнила, была блондинкой. – Если мы с вами встречались, то скажите, о чем мы говорили? – Вы со мной поздоровались… Я сказала, что вы очень поздно… – пробормотала она себе под нос. – Нет! И тут она сломалась; слезы потекли у нее по лицу сплошным потоком, и, всхлипывая, она заговорила, захлебываясь словами: – Мы с Тамарой, секретаршей директора, пили кофе в буфете… Это было часов в семь… Я вдруг почувствовала себя плохо, и Тамара сказала – иди домой, людей почти нет, я за тебя отдежурю и никому не скажу. Теперь меня уволят, да? Я не знаю, что делать – отец потерял работу, а мама лежит больная… Дальнейшее было делом техники следователя и, надо отдать должное моему бывшему ученику, он с этим справился отлично. Тамара не долго сопротивлялась и призналась во всем. Она забеременела от Фарида, но он ее бросил ради другой. Все было продумано до мелочей, вплоть до какой-то гадости, которую она дала подруге, чтобы обеспечить ее отсутствие, и сильнодействующего сногсшибательного снотворного, которое она поднесла бывшему возлюбленному в бокале пива, когда он, не переодевшись, зашел в закуток медсестры. У Тамары был ключ от медицинского кабинета, и в прежние времена они с Фаридом занимались там совсем не медицинскими делами. Выяснилось, кстати, и то, почему Фарид был в гидрокостюме — он подрабатывал в «Акуле» помощником инструктора и в этот последний в своей жизни вечер проводил занятия под водой. Когда Фарид отключился, она дотащила его до лягушатника, благо там было метров десять, и бросила в воду.. Одного она не предусмотрела – моего запоздалого появления в раздевалке; ей показалось, что все женщины уже ушли домой, и ей никто не помешает совершить свое черное дело. Борис позвонил мне и сообщил, что ее арестовали. – И все-таки, как вы, со своим зрением, смогли догадаться, что это не та девушка? Они поразительно похожи. Может быть, по звуку голоса? – Нет, мы с ней не говорили. Я вообще видела ее только мельком. – Тогда как же? – По ногам. Не знаю, что было надето у Тамары под белым халатом, но на ногах у нее были дорогие колготки с люрексом и кроссовки. Но женщины не носят парадные колготки с кроссовками! Это несоответствие отпечаталось у меня в подсознании, но только когда я увидела ноги Наташи, в тех же самых поношенных кроссовках, которые как раз по ее ноге, я поняла, в чем дело. Еще бы – Тамара не могла пройти через душевую в туфельках и их не замочить. – Значит, иногда вы все-таки наблюдательны… – Наверное, это женский взгляд на вещи. К тому же я была еще в линзах! – Спасибо, Татьяна Николаевна! Вы нам очень помогли. И все-таки, можно вам задать еще один, самый последний вопрос? – Валяйте, – наверное, это было очень непедагогично, но я не смогла удержаться от жаргона. – Что вы делали в бассейне одна в ночь под Рождество? – Пусть это останется моей маленькой тайной, – лукаво ответила я, опуская трубку на рычаг. Телефон зазвонил снова; это был странный сплошной зуммер. Я уже заранее знала, чей голос я услышу, прежде чем поднесла трубку к уху. Слышимость была прекрасная: – Алло, Татьяна, это я! Я из Сеула! Третий день не могу до тебя дозвониться, где ты шатаешься? Прости, что не смог встретиться с тобой, как договаривались, но мой рейс из Токио задерживался, зато появилась возможность прокатиться в Корею. Надеюсь, ты не обиделась? Обещаю, Старый Новый год мы с тобой встретим вместе. Там же, где договаривались. О’кей? Потом я долго сидела в кресле и курила, чтобы не разрыдаться, как в детстве. Не самый удобный возлюбленный на свете – журналист-международник! Господи, в какую историю я попала из-за того, что он не пришел на свидание – а он-то, оказывается, наслаждался в это время жизнью на другой стороне земного шара! И как стыдно было признаться в том, что в мои тридцать девять… да что там – в сорок с хвостиком я делаю глупости, как влюбленная шестнадцатилетняя девчонка! Мне показалось тогда, что он меня бросил, что я одна на всем белом свете… Хорошо, что он в Сеуле, а то я бы придушила его собственными руками! Хотя, пожалуй, не стоит, чтобы не превратиться случаем в такую, как Тамара. Одно я знаю твердо – в ночь под Старый Новый год я не пойду в бассейн, даже если мой Юрочка окажется в это время где-нибудь в Канберре.