ТРЕТЬЯ ЖИЗНЬ КОРАБЛЯ «ЛИБЕРТИ»

На северо-востоке острова Бали есть место, куда обычные туристы не заглядывают, зато дайверы текут нескончаемым потоком. Это деревня Туламбен. Мы с мужем приезжали сюда на день в 2003 году, причем баллоны наш дайв-гид вез с собой с юга острова, где мы тогда останавливались. Помню, в промежутке между погружениями я устроилась передохнуть в тени под пальмой, но гид в ужасе меня оттуда вытащил — оказывается, прямо надо мной висели зрелые кокосы, которые в любой момент могли упасть мне на голову. Через много лет мы снова приехали сюда. Теперь все побережье застроено дайв-центрами с маленькими отелями, буквально ореху некуда упасть. Только одно осталось неизменным — тяжеленные баллоны по-прежнему на головах переносят женщины, мужчины, очевидно, считают это занятие ниже своего достоинства Что же тянет сюда ныряльщиков? В первую очередь – затонувший корабль «Либерти», который лежит буквально рядом с берегом и стал прибежищем множества морских обитателей. Собственно говоря, мы приезжали сюда и позже – есть места, которые буквально притягивают к себе.

«Либерти», большой транспортный корабль водоизмещением более 6000 тонн, был построен на американской верфи в Нью-Джерси в 1918 году. Он успел еще послужить ВМФ США в конце первой мировой войны и потом работал мирным «купцом» в составе торгового флота. В 1939 году корабль, уже реконструированный, снова мобилизовали для перевозки военных грузов. 11 января 1942 года во время рейса из Австралии на Филиппины «Либерти» был торпедирован японской подлодкой недалеко от острова Бали. С помощью двух эсминцев союзников поврежденное судно отвели к берегу, но до порта добраться не смогли — слишком велика была пробоина, и пришлось его вытащить на берег, чтобы спасти груз. Так началась вторая жизнь «Либерти» на пляже — скорее, медленное умирание; естественно, местные жители сняли с него все, что могло пригодиться в хозяйстве.

А потом показания «очевидцев» расходятся. Авторитетные источники утверждают, что судно сдвинулось с места во время извержения Агунга, самого большого вулкана на Бали, или предшествующих ему подземных толчков, в 1963 году. Местные же аборигены  рассказывали нам, что «Либерти» унесло в море лавовыми потоками во время извержения вулкана Батур в 1971 году, но последнее сильное извержение этого вулкана произошло в 1963-1964 годах. Вообще выражение «жить как на вулкане» к балинезийцам никак не относится — они живут буквально на вулкане, даже на нескольких, которые время от времени приходят в действие, так что путаница вполне объяснима. Все-таки это был Агенг, в  результате  его извержения «Либерти», разломившийся пополам, сейчас лежит на крутом песчаном склоне всего лишь в тридцати метрах от берега, на глубине от 30 до 9 метров. Он превратился в рэк – так называют затонувшие корабли (и самолеты) любители подводного плавания. Песок на дне — черный; волны быстро превратили лаву в мельчайшую пыль, дно кажется безжизненным, и хотя это впечатление обманчиво, контраст между этим мрачно-серым окружением и роскошным цветущим рифом, в который превратились останки судна, весьма выразителен.

Искусственные рифы, в которые превращаются затонувшие корабли, формируются одинаковым образом. Первыми на них поселяются колонии мшанок, кораллы и губки. Личинки этих беспозвоночных разносятся морскими течениями в составе планктона, и чтобы превратиться во взрослых особей, им надо к чему-то прикрепиться. Эти крошечные существа оседают на голый остов, и вскоре бывший корабль не узнать, не осталось ни одной обнаженной балки, все сплошь обросло и расцвечено яркими красками — в тропических морях этот процесс идет быстро.

Подвижные личинки асцидий, так похожие на крошечных мальков, тоже находят себе тут место и быстро проходят метаморфоз, превращаясь во взрослых сидячих асцидий, больше всего похожих, по-моему, на чайник без крышки, с двумя отверстиями, одним побольше, сверху и вторым поменьше, боковым (носик). Их тут множество, принадлежащие к разным видам, и прозрачные, как цветное богемское стекло, и пестро и ярко окрашенные, но все одинаково красивы. И, наверное, очень вкусны — с точки зрения одинокой черепахи биссы, которая тут живет постоянно и ни с кем не делится своим богатством.

Тут же находят себе место различные моллюски, в первую очередь прикрепляются к субстрату устрицы. На губках и кораллах, не особо приглядываясь, легко заметить тех, кто ими питается — красочных голожаберников. Других брюхоногих моллюсков я нашла на песке рядом с рэком; это были конусы, за которыми из-за их совершенной формы и окраски гоняются коллекционеры, но которые при этом очень ядовиты, поэтому брать их в руки не стоит — известны даже летальные случаи.   Чаще всего конусы прячутся в песке и поджидают добычу в засаде, а рыбьей мелочи вокруг рэка предостаточно.

Рядом с останками корабля встречаются и другие моллюски, с более высоким уровнем интеллекта. Мы тут в разное время встретили двух небольших каракатиц, одну необычайно яркого желтого цвета, а другая была белой рядом с куском белого коралла и потом, удаляясь от него, на глазах меняя цвет на более темный, под стать почти черному фону дна, с рисунком шашечками.

Кораллы на «Либерти» развиваются особенно бурно, потому что здесь неглубоко, и солнечные лучи — а солнечных дней на Бали очень много — свободно проникают в толщу воды и создают идеальные условия для развития зооксантелл, водорослей-симбионтов полипов. К сожалению, многие кораллы здесь — это гидроиды, полипы из класса Hydrozoa, родственники нашей обычной пресноводной гидры. От «классических» кораллов (Anthozoa) они отличаются тем, что в их жизненном цикле обязательно присутствует стадия медузы; впрочем, чаще всего эти медузы – совсем крошечные планктонные организмы. К сожалению — это для нас, дайверов, потому что здешние гидроиды, все эти филиппинские макроринхии и тропические гирлянды, родичи широко распространенного огненного коралла, необыкновенно жгучи, и многие из нас долго носили на руках, а кое-кто и на лице, их отметины — болезненные волдыри, как от настоящих ожогов. Особенно на правой руке — потому что нажимать на кнопки камеры гораздо проще без перчатки. Но эти кораллы замечательно красивы, под названием «белые водоросли» их раньше использовали как декоративные украшения — до тех пор, пока их популяции не стали катастрофически сокращаться. Здесь им это не грозит — ведь все, что связано с рэком «Либерти», тщательно охраняются местными жителями, хотя никакого официального резервата здесь нет. Просто сейчас это их хлеб. На острове Бали только один государственный заповедник — Национальный парк Барат на севере.

Актинии, которые как ни странно, тоже кораллы (то есть они относятся к классу коралловых полипов) тоже тут как тут, как и их вечные спутники — амфиприоны. Раньше считалось, что это содружество одностороннее, только рыбы-клоуны извлекают из него пользу, получая почти стопроцентную защиту, но сейчас есть данные о том, что рыбки подкармливают «хозяйку», бросая пищевые комочки в ее пищевое отверстие.

И среди всего этого цветистого великолепия рэка-рифа снуют рыбы разнообразных форм и размеров. Они тут живут, они тут занимаются своими делами, добывают пищу и отдыхают, забравшись в безопасные убежища. Прятаться здесь есть где — множество щелей, укромных местечек, а внизу, в бывших каютах и других помещениях нижних палуб и трюма— огромные полузамкнутые укрытия, своего рода искусственные пещеры. Десять лет назад нас поразил серебристый, переливающийся на солнце шар, который буквально выкатился из разверстой пасти трюма — это была стая ставрид, большеглазых кавалл, наверное, спасавшихся от какого-то крупного хищника. Возможно, барракуды. Большая барракуда — одиночная рыба, в отличие от своих более мелких стайных родственниц, и одну такую крупную рыбину мы постоянно встречали на «Либерти», очевидно, рэк был ее охотничьими угодьями. Все правильно — хищников должно быть меньше, чем жертв, и тем более высших хищников. А ставрид мы на этот раз здесь не встречали, они переместились еще ближе к берегу и метров на сто к востоку. Может, это потомки наших прежних знакомых, а может, совсем другая стая — в конце концов, времени прошло немало.

Рыбы разделили пространство бывшего корабля по уровням. Под балками на песке летают скаты-хвостоколы, изредка по привычке закапываясь в песок. На среднем уровне нашли себе дом сладкогубы. Я никогда не видела столь огромных и столь откормленных сладкогубов; как ни странно, здесь рядом обитают близкородственные виды, которые по идее не должны жить в одном биоценозе, но живут – линейный .и ленточный. Они хищники, питаются мелкой рыбешкой, моллюсками и прочей мелочью. А еще откуда-то снизу приходил большой сладкогуб (это название), огромный, наверное, целый метр в длину; он должен жить на больших глубинах, вести ночной образ жизни, а днем прятаться в пещерах и гротах коралловых рифов — очевидно, трюмы «Либерти» этого конкретного сладкогуба вполне устраивали. Тут же можно было встретить золотополосых сиганов и оранжевоперых спинорогов, чуть выше носились вездесущие лунные талассомы и степенно проплывали платаксы. Еще выше — это уже те рыбки, которые любят жить у поверхности, нитеперы и помацентровые рыбы абудефдуфы,матросики и сержанты, на снимках на них играют солнечные блики.

А ночью рэк выглядит совсем по-другому. Спит черепаха, уютно устроившись между обломками палуб. Откуда-то появился испанский танцор, огромный голожаберник до полуметра в длину. Эти ночные создания действительно окрашены в цвета фламенко, красный с белым, и плавают они, извиваясь, как будто по-настоящему танцуют. Наш экземпляр был поменьше, сантиметров тридцать. Попрятались все небольшие рыбки, благо щелей и прочих убежищ предостаточно. Им нужно как можно лучше укрыться: ночь — время хищников. Откуда-то выползла огромная, примерно в два метра длиной, гигантская мурена, днем мы ее ни разу не видели. В светлое время суток мурены чаще всего спокойно сидят в своих норках и крайне редко выходят покормиться, и мы, как зачарованные, наблюдали, как наша мурена охотится: она пролезала в щели, которые, казалось, были намного уже ее тела, упорно пыталась просунуть голову в зазоры между ржавыми балками, где трепыхались испуганные потенциальные жертвы. Большинство из них были для нее недоступны, но все-таки одну рыбку она на наших глазах поймала и съела. Пережидая, пока коллеги сфотографируют испанского танцора, который упорно не хотел для нас танцевать, я оперлась о большую бочковидную губку (хотя растут они примерно по полтора сантиметра в год, этот «бочонок» был высотой сантиметров девяносто). И тут произошла незабываемая встреча: неожиданно из-за губки показалась голова мурены, мы чуть не столкнулись «носами» и обе в испуге отпрянули. Жаль, что мой муж, который наблюдал эту сцену,  так смеялся, что не успел ее заснять.

И все-таки не эта замечательная живность — основное сокровище рэка «Либерти». Затонувший корабль стал надежным пристанищем редчайших рыб — шишколобых попугаев.

До этого нам удалось только краем глаза взглянуть на шишколобов на Дальнем Юге Красного моря — завидев дайверов, они пустились наутек, так что мы видели лишь их удалявшиеся силуэты. Это весьма робкие создания, и им есть чего опасаться — к несчастью для них, они очень вкусны, и самый страшный их враг — человек. Живут шишколобые попугаи до 40 лет, при этом они растут очень медленно, и процесс воспроизводства у них тоже замедлен, поэтому во многих местах мирового океана они исчезают.

Шишколобые попугаи — настоящие гиганты, самые крупные экземпляры достигают в длину полутора метров и весят до 75 килограмм. Они совершенно непохожи на своих родственников из семейства рыб-попугаев — ни внешне, ни по биологии, ни по образу жизни. Так, в процессе развития они практически не меняют свою синевато-зеленую окраску, а нарост на голове появляется в процессе взросления. Мощный клюв из сросшихся зубов выдается вперед и всегда хорошо виден — губы его не закрывают. Это стайные рыбы, они держатся группами, чаще небольшими, но наблюдали стаи и по 75 особей. Стайки молодых рыб предпочитают держаться в мелких лагунах, часто в зарослях морской травы, взрослые живут обычно у наружной стороны рифа, на глубине не более 30 метров. Спят они в гротах, но технический прогресс не миновал и их – часто они устраиваются на ночь внутри рэков, это удобно, к тому же естественные пещеры все наперечет. Вот и балийские шишколобы выбрали «Либерти» своим домом. В помещениях нижних палуб эти попугаи спали где по одиночке, где по несколько особей. Кое-кого из них свет наших мощных фонарей разбудил, но большинство продолжало спать. Впрочем, у них была вся ночь впереди, чтобы выспаться.

На рассвете шишколобы просыпаются, протирают глаза и строем отправляются на дневную кормежку. Едят они весьма впечатляюще – они кусают кораллы при помощи своих огромных клювов. За один раз они отламывают обломок величиной с куриное яйцо, «с пол-кирпича», как выразился один пораженный дайвер, и с громким хрустом их пережевывают. Но это не все. Огромные шишки на лбу весьма функциональны — рыбы используют их как кувалды, с их помощью они откалывают куски кораллов. За год шишколобый попугай перерабатывает до 5 тонн кораллов. Вредят ли они биоценозу кораллового рифа? Вряд ли, там, где они обитали и обитают, коралловые экосистемы функционируют нормально — до тех пор, пока не вмешается человек.

Нарост на голове, по свидетельству очевидцев, служит еще одной цели: «Лишь когда мы подошли к рифу, привлеченные громкими непонятными звуками, то увидели редчайшее зрелище. Гигантские шишколобые попугаи разгонялись друг другу навстречу и с силой бились лбами, видимо выясняя, у кого шишка больше и тверже». Очевидно, такие, как у баранов, выяснения отношений происходят в сезон спаривания, который зависит от лунного цикла.

Надо сказать, что стая шишколобых попугаев действительно напоминает стадо баранов — по внешнему виду, а по поведению, скорее, телят. Дважды мы сами вставали на рассвете, чтобы встретить их в воде у самого рэка. Они действительно выходят из спален наружу помещений все вместе, как по команде, и идут строем. Их сросшие зубы производят солидное впечатление, но даже когда они идут прямо на тебя, совсем не страшно — не будешь же бояться телят! Это такие мирные, симпатичные животные… Проплывая над самым дном, они часто поворачивались боком и терлись о песок, как бы почесываясь — на больших рыбах всегда много паразитов. Забавно было наблюдать, как они испражняются солидными струями песка. Сколько их было, мы так и не смогли сосчитать: в первый день я насчитала тринадцать попугаев, во второй — двадцать, а наш видеооператор Алексей — две стаи по восемь рыб. Наш дайв-гид играл роль пастуха и гонял их по кругу, впрочем, «кошмарили» мы их недолго, и никакого вреда им не причинили, и вскоре они отправились по своим делам.

Они нас не боялись. В этом месте никто нас не боялся, привыкли, что все время тут толкутся какие-то непонятные существа с раздвоенными плавниками сзади и массой пузырей. Рядом с рэком находится колония садовых угрей, гаргассий, она так и называется – сад угрей. Эти рыбы всегда живут колониями, они роют в дне норки и обычно высовываются оттуда вертикально, оставляя хвост внутри и покачиваясь на течении. Питаются они планктоном. При малейшей опасности они ныряют в норку все вместе, как по команде. Этот сад угрей был на том же самом месте и десять лет назад, наверное, тогда тут жили предки современных рыбок. Но в то время при нашем приближении все они мгновенно исчезли, как будто их и не было, а сейчас только лениво втянули часть тела. Что ж, почти идеальная гармония человека и морских обитателей — может, прообраз будущих взаимоотношений.

Иллюстрации здесь